Почему Украина издевается над онкобольными

В Украине, в отличие от стран Запада, заболевшим раком, даже в случае излечения, зачастую грозит развитие комплекса неполноценности

Давно подмечено, что в каждой стране отношение к больным раком со стороны государства, общества, врачей, родных, наконец, самих больных практически одинаково. В самых отсталых странах его можно охарактеризовать как деятельное отвержение, в наиболее развитых — как деятельное внимание. И где-то посередине между ними — страны, где милосердие и соучастие со стороны отдельных людей сочетается с равнодушием и отстраненностью со стороны подавляющего большинства

Видео дня

Украина в лучшем случае находится на этом промежуточном уровне. И пока деятельное внимание к онкологическим больным не утвердится в Украине в качестве всеобщей нормы, государство по-прежнему будет ссылаться на то, что у него нет денег, государственные медучреждения — на нехватку оборудования, коек и лекарств, семьи больных — на исчерпание моральных сил и материальных возможностей, а больные — на бессмысленность борьбы.

Обреченные на депрессию

Отношение онкологических больных к самим себе может служить не менее объективным мерилом цивилизованности страны, чем, к примеру, доля ВВП, расходуемая на борьбу с раком. Психологи выяснили, что человек, впервые узнавший от медицинских работников, что у него, возможно, онкологическое заболевание, проходит через несколько этапов психологической реакции. Многие сначала просто не верят, что у них потенциально смертельная болезнь, и начинают ходить от специалиста к специалисту, перепроверяя диагноз. Те же, кто сразу осознает факт болезни, впадают в состояние психологического шока. За отрицанием или шоком наступает этап гнева, обращенного на судьбу, государство, медицину, родственников и реже — себя. Далее следует период надежд на чудесное исцеление, когда больной готов на любые меры: лечиться акульим хрящом, обращаться к всевозможным врачевателям и целителям, соблюдать посты и т.п. Четвертый этап наступает тогда, когда человек осознает всю сложность своей ситуации: у него опускаются руки, он перестает бороться, замыкается в себе и оплакивает свою судьбу. И лишь на пятом этапе больной принимает случившееся с ним как данность и думает о том, как не зря прожить оставшуюся часть жизни.

В Украине неизлечимо больные обычно умирают, застряв на одном из первых четырех этапов, однако немногие из тех, кто той или иной ценой избавился от опухоли, выходят из состояния депрессии. В самых развитых странах даже те, кому осталось жить считанные месяцы или недели, в большинстве своем проживают это время осмысленно, с пользой для себя и близких, стараясь завершить начатые дела и реализовать хоть что-то из тех планов, которые прежде оставлялись на потом.

Обреченные на неполноценность

Чтобы понять причину такой разницы, следует вернуться к тому моменту, когда человек впервые узнает о своей болезни. Те, кто возил кого-то из родственников на лечение, например, в Германию, рассказывают, как были потрясены тем, как их встретили в больнице: никакого трагизма по поводу диагноза, энтузиазм и оптимизм такой же, как если бы это был не рак, а грипп или перелом руки. В Украине тоже есть несколько частных клиник с европейским уровнем диагностики и лечения рака. Однако даже если удается туда попасть, возвращаться приходится в типичную для Украины социальную среду, для которой характерно отношение к больным раком, сложившееся еще во времена СССР: «Если ты заболел, это твоя собственная вина. И теперь ты никому не нужен».

Проблема социальной адаптации и поныне остается вне сферы внимания государства и госучреждений, в том числе школы. Дети, лечившиеся, например, в США, рассказывают, что, когда они в перерывах между больницами ходили на уроки, другие ученики тоже надевали маски и шапочки — из солидарности с больным ребенком, чтобы ему не было одиноко. А в бывшем «совке», привыкшем вслед за Михаилом Задорновым смеяться над американской «политкорректностью», мальчика или тем более девочку с лысой головой в школе ждут семь кругов ада.

В вузе абитуриенту с диагнозом «рак четвертой степени» обычно прямо скажут, что он «будет занимать чье-то место», поскольку вряд ли проживет долго. Аналогично — при попытке трудоустройства или появлении шанса карьерного роста. Онкологические больные знают об этом из опыта товарищей по несчастью — и нередко даже не предпринимают попыток реинтегрироваться в общество. Поэтому родственники при всем их сочувствии и сопереживании могут избавить их лишь от чувства одиночества, но не от комплекса неполноценности, вызывающего все большее углубление депрессии.

Обреченные на боль

У неизлечимо больных депрессию вызывает, прежде всего, постоянная боль — если им не дают опиоидных анальгетиков. «Немногие правительства позаботились об эффективной системе поставок и распределения морфина; у большинства есть чрезмерно строгие инструкции по контролю над наркотиками… Страхи, что медицинский морфин может быть использован в незаконных целях, являются ключевым фактором, блокирующим адекватный доступ к купированию болевого синдрома». Эти выводы, в полной мере относящиеся и к Украине, сделал не какой-нибудь правозащитный орган, а Международный комитет по контролю над наркотиками (INCB), действующий под эгидой ООН, в своем докладе, опубликованном в прошлом году.

Можно долго описывать все те сложности и препятствия, с которыми сталкиваются в Украине врач при необходимости прописать опиоидные анальгетики, а больной и его семья — при попытках их приобрести. Но достаточно красноречив и конечный результат в виде объема потребления этих лекарств, соотнесенного с численностью населения. Исходя из данных INCB за 2004–2008 годы, нетрудно подсчитать, что среднее за год потребление морфина и фентанила (в перерасчете на анальгетический потенциал морфина) на душу населения в Украине отстает от уровня США в 86 раз, Канады — в 68 раз, Австрии, Германии, Бельгии, Дании — в 73–101 раз, других стран Западной Европы, а также Австралии, Новой Зеландии, Израиля и таких бывших соцстран, как Словения, Венгрия, Словакия, Чехия, Хорватия, Польша, — в 13–49 раз.

Украинское государство под предлогом борьбы с распространением наркотиков фактически лишило больных возможности приобрести таблетки и пластыри, содержащие опиоидные обезболивающие. Что же касается уколов морфия, то многие больные, особенно в сельской местности, их вообще не получают. А в районной больнице могут отказать в уколе под предлогом риска возникновения наркозависимости — даже если больному осталось жить несколько дней.

Когда человек постоянно испытывает невыносимую боль или забывается от нее лишь на несколько часов после спасительного укола, который делается раз в сутки, это вгоняет в депрессию не только самого больного, но и его родственников, которые в таком состоянии вряд ли способны оказать существенную моральную поддержку. В этих условиях верхом государственного лицемерия и цинизма можно назвать запрет на эвтаназию. Обречь на постоянную боль — это, по сути, лишить жизни в человеческом ее понимании. И это куда большее преступление, чем помочь умереть из милосердия, чтобы избавить от страданий, пишут Комментарии.

Но за неизбавление от боли у нас не судят. Потому что судить надо было бы государство. И общество?