Чулпан Хаматова о воспитании дочерей: Для подростков естественно существовать в протесте

Актриса Чулпан Хаматова рассказала журналистам, как ей удается воспитывать трех дочек — 13-летнюю Арину, 12-летнюю Асю и 5-летнюю Ию.

«Будильник у меня звенит раньше, чем у всех. Я не могу проснуться, и ставлю себе по 17—18 будильников... Но все равно мне очень редко удается опередить старших девочек, они встают первыми. И когда я просыпаюсь, они уже умыты, одеты. Я только делаю им завтрак и отправляю в школу. Весь этот шум будит младшую. Она встает, завтракает, умывается, одевается, и мы идем в детский сад. В этот момент я проклинаю тех людей, которые придумали школу в девять утра», - делится Хаматова.

Видео дня

Она также отметила, что понимает, как сложно старшим детям:«Что такое быть мамой, я начинаю понимать только сейчас. Для подростков ведь естественно существовать в протесте… Иногда я готова выйти из берегов, но понимаю, что передо мной мои любимые дочки, которые взрослеют, которые меняются, ищут себя. И в первую очередь им нужна моя любовь. Я стараюсь, чтобы они знали: я всегда на их стороне».

Сама актриса вспоминает свой подростковый возраст не с нежностью. Предлагаем вам часть интервью актрисы для «7 Дней».

— Какой вы были в подростковом возрасте?

— Травмированной школой. Это фабрика. Уже была гласность, уже была перестройка. Появились Булгаков, Бердяев. Все было открыто, а школа еще пыталась тащить куда-то в стойло всех вместе. И это было болезненно в 13—14 лет. Ведь в этом возрасте еще нет никакой опоры. Ты не можешь доказать, что прав. Ты носишь рваные джинсы или имеешь свое мнение по поводу творчества Блока. Это никому не наносит вреда, но учителя вступают с тобой в жестокую борьбу. Вдруг выясняется, что школа еще едет по тем же ржавым рельсам, свернуть с которых нельзя ни вправо, ни влево. А у тебя уже весь мир открыт, ты про того же Блока прочитал столько информации, что в школе и не снилось… У меня была прекрасная тетя, которая меня все время подписывала на журналы «Иностранная литература», «Юный физик», «Юный художник» и другие. Именно в них в перестройку стало появляться все новое. Я столько оттуда узнала, а в школе ничего не получала. При этом школа очень агрессивно себя вела, вгоняя обратно в общий строй, и мучила родителей.

— Сколько раз вашу маму вызывали в школу?

— Не знаю. Для нее это было тяжело. Однажды она была у директора, и ей было сказано: «Отведите дочь к психиатру, чтобы тот дал справку. Она ненормальная».

— Что же вы такого совершили?

— Я носила на голове чалму из яркого оранжевого шарфа. Еще у меня были плетеные фенечки буквально от запястий до плеч и рваные джинсы. Мне делали замечания в школе, я слушала. Сначала отказалась от джинсов, потом от фенечек. Но чалму не сняла. Мне хотелось, чтобы в серой школе хоть что-то поднимало настроение. Это был прямо последний рубеж, сдавать который я почему-то не желала. Директор вызвала меня к себе и стала на меня орать. Я не была готова к тому, что взрослые могут так терять конт­роль. Мне было очень неловко за нее. И я не знала, как ей ответить, потому что и чалму снять не могу, и нагрубить не могу. Но ответить хотелось вежливо, и я сделала книксен. Желая тем самым показать: ваше мнение уважаю, но и от своего не отступлю. Она резко замолчала, после чего вызвала мою маму. Директор увидела в этом книксене признак сумасшествия.

— Теперь, наверное, в той школе на почетном месте висит ваша фотография, мол, сама Чулпан Хаматова здесь училась.

— Не знаю… Да, я там училась. И я благодарна учителям. Они были в очень непростой ситуации. И сейчас я понимаю, что жестоко было требовать от них быстрой перестройки сознания.